Оперативный резерв - Страница 28

– Ты откуда про Дозоры знаешь, если нигде не зарегистрирован? – рассеянно спросил Сурнин.

– Клава рассказывала. Уехала она. Давненько уже, в Уфе, говорят, живет.

– Чего?

– Чего-чего… Ты, говорит, Захар, такой же, как я, Темный, то есть в Сумрак можешь ходить и все такое. Я, значит, для себя его мороком называл. А Клава как говорила? Держись от Дозоров подальше. А то к рукам приберут или развоплотят. Я, говорит, сама еле отбилась.

Вот тебе и неинициированная Темная, которая в Башкирию переехала.

– Тихо! – рявкнул Никита. – Тихо. Ты сказал, был еще Темный маг. Что он с тебя снял?

– Да не с меня. Тут у Ручейника колдовское место было, потаенное. Я его чуял. А два года назад Темный пришел. Ну, такой же, как ты, только…

– Нет. Не такой же, – перебил Никита.

– Ну да, тот, кажись, посильнее тебя будет и постарше, – согласился Захар. – Он колдовство-то и снял.

Вот оно! Наконец-то. Не зря Никита, прикусив от нетерпения губу, слушал всю эту дремучую галиматью. Не бывают случайными такие встречи!

– А почему Темный Иной тебя не заметил? – подозрительно спросил Сурнин, боясь спугнуть удачу.

– А я ему на глаза не показывался и за тем, что он делал, не подглядывал, в лесу отсиживался. Через неделю только туда наведался и сразу понял – забрал он схрон.

Никита вскочил с ящика.

– Место покажешь?

– Нет! – отчаянно замотал головой бомж и испуганно вжался в стену, возле которой сидел. – Не пойду я туда больше!

– Темного не бойся, – усмехнулся Никита. – Он тебя в обиду не даст.

– А он-то при чем? Я ведь с тобой говорю, а ты меня убивать не собираешься, даром что Светлый. Тебе одно интересно: правду я сказал или нет. Да помню ли, где схрон лежал… – сказал Захар. – Скоро опять перекидываться, а наверху – народу полно. Пора мне, дозорный.

Никита уже шевельнул губами, чтобы произнести заклинание, и остановился. Он посмотрел, как бомж, кряхтя, поднимается с пола, сикось-накось наматывает замусоленный шарф…

– Мясо, водка и допрос в офисе Ночного Дозора Москвы, – предложил Сурнин. – Признаешься в том, скольких загрыз без лицензии, – тебя развоплотят. Ты нужен мне как свидетель. Ничего сверх сказанного – клянусь Светом! – сказал он, подошел и раскрыл ладонь, на которой разгорелся лепесток белого пламени.

Бывали в истории договоры между Иными, но чтоб такие!

Захар Варфоломеевич подумал, приосанился, стыдливо вытер руку о свое тряпье и протянул Сурнину. Когда изъеденные коростами пальцы окутала Тьма – он страшно удивился. И во время рукопожатия смотрел на переплетавшиеся символы Великих Сил как на откровение.

«Двадцать первый век на дворе? – мысленно спросил Никита у бесхитростного таксиста, что вез его с вокзала. – Колдовские схроны, дикие оборотни и всеобщая истерия? Ну-ну».

– Надевай!

Он бросил Захару подаренный Басоргиным ошейник. Оборотень, конечно, выглядел больным и несчастным. Но у Никиты не возникло никакого желания проверять в жарком поединке, так ли это на самом деле. Захар обиженно засопел, надел ошейник, честно повторил за магом: «Не в моей власти напасть на тебя и тех, кто рядом с тобой» – и безоговорочно поплелся к выходу.

Мясо, пачку папирос и водку Сурнин беспардонно стащил по пути в каком-то продуктовом подвале, закрытом на ночь. Сунулся было в рюкзак за деньгами, но передумал. Налички у него оставалось не так уж много. Ничего. Светлый и честный – не совсем одно и то же, особенно когда дело касается Дозоров. Он навалил во второй пакет смерзшихся куриных окорочков, распотрошил пачку влажных салфеток, вытер руки и вышел на улицу не через Сумрак, а выбив ногой дверь. Магии в этом действе было так мало, что не просчитать. Вполне сойдет за банальное ограбление. Тем более тетка из круглосуточного ларька бомжей собственными глазами видела.

Захара, подхватившего пакеты с добычей, затрясло от одного запаха. Рваные лепестки и темные пятна его ауры захлестывало пульсирующее желто-багровое пламя, то опадая, то вспыхивая с новой силой. Руны на ошейнике проступили снежным узором.

Сурнин благоразумно пропустил оборотня вперед и зашагал следом. Они перелезли через железнодорожные пути, поросшие жухлой от заморозков травой, обошли гаражи, по щиколотку утопая в осенней распутице, и остановились на краю небольшого овражка недалеко от железнодорожной насыпи.

– Ну вот, пришли, – сказал Захар и поставил драгоценную ношу на землю.

Никита недоуменно осмотрелся. Овраг был завален мусором, который сюда сбрасывали владельцы гаражей. Оборотень прерывисто дышал, роясь в тяжелых пакетах с гостинцами.

– И куда это мы пришли, Темный?

– Я тебя привел, – прохрипел Захар. – Ищи, чего хотел.

Никита побродил по краю оврага, посмотрел через Сумрак – ничего. Спустился вниз – помойка помойкой, полные ботинки дерьма. Он поднял голову: а не пытается ли Захар Варфоломеевич его перехитрить, не поверив в силу тонкого ошейника? Не похоже. Оборотень не смотрел в его сторону. Он торопливо хлестал водку из горла, курил и сипло кашлял. Пакеты он разорвал и любовно разложил в грязи их содержимое. Видно, не хуже Светлого Иного, уловившего растущее напряжение ауры, чувствовал приближение трансформации. Снежные руны на ошейнике разгорелись, сплелись в узор, и на шее бомжа мерцало молочно-белое ожерелье.

Никита ухватился за чахлую осинку, встал на старую автомобильную покрышку и вытянул шею, всматриваясь то ли в ночь, то ли в тень… Наконец он заметил внизу подозрительную воронку, не заваленную мусором, и почувствовал в Сумраке странный перепад глубины, словно взгляд провалился на следующий слой и вернулся обратно. Голова слегка закружилась, он отступил назад, как от края пропасти, нога соскользнула с покрышки, Никита оступился и чуть не упал, в последний момент ухватившись за ветки и ободрав ладонь о сучок. С закачавшейся осины посыпались за шиворот мокрые листья.